Qabaq-qabağA

QAYNAQLAR:

1. Abbas Tufarqanlı 72 şeir. (Tərtib edəni Dadaşzadə A.) Bakı, Gənclik, 1973

2. Aşıq Ələsgər. Əsərləri. (Tərtib edəni: İ.Ələsgər). Bakı, Şərq-Qərb, 2004

3. Aşıq Şəmşir. Şeirlər. (Tərtib edəni Sarıvəlli O.) Bakı, Azərb. SSR. EA. Nəşriyyatı, 1959

4. Aşıq Şəmşir. Qoşmalar. Bakı, Azərnəşr, 1971

5. Aşıq Şəmşir. Seçilmiş əsərləri. Bakı, Azərnəşr, 1973

6. Aşıq Şəmşir. Öyüdlər. (Toplayıb tərtib edənlər Qur­banov Q., Quliyev F.) Bakı, Ozan, 1996

7. Aşıq Şəmşir. O Kürün, Arazın Tərtəriyəm mən. (Tərtib edəni Şəmşiroğlu Q.) Bakı, Sabah, 2004

8. Bayat F. Türk təsəvvüf (təkkə) ədəbiyyatı. Bakı, Elm və təhsil, 2011

9. Bayat F. Folklor dərsləri. Bakı, Elm və təhsil, 2012

10. Belyayev Y. Müsəlman təriqətləri (tarixi oçerklər). Bakı, Azərb. SSR si­yasi və elmi bilikləri yayan cəmiyyət, 1958

11. Bəydili C. Türk mifoloji sözlüyü. Bakı, Elm, 2003

12. Əfəndiyev O. Aşıq poeziyasının estetik problemləri. Bakı: Azərnəşr, 1983

13. İs­lam. Qısa məlumat kitabı. Bakı: Azərnəşr, 1985

14. İsmayılov H. Dədəlik mərtəbəsinə ucalan sə­nət­kar. «Dədə Qorqud» jurnalı, 2004, № 3, s. 58-62

15. Köprülü F. Türk edebiyatında ilk mutasavvıflar. 4-cü basım. Ankara, Gaye Matbaacılık sanayii, 1981

16. Maarifə Hacıyeva, Mehmet Rıhtım. Folklor və təsəvvüf ədəbiyyatı sözlüyü. Bakı, Nurlan, 2009

17. Məmmədli İ. XX əsr Kəlbəcər ədəbi mühiti. Bakı, Elm, 2010

18. Salim F. Milli yaddaş sistemində ürfan və təsəvvüf. Bakı, Elm və təhsil, 2010

19. Yüz bir hədis (Həzrəti Mühəmməd Əleyhissa­la­mın söylədikləri) / Tər­tib­ edəni Həsənli H. Bakı: Gənclik, 1990

Sabina Isayeva

THE CHARACTERS CONNECTED WITH THE SUFISM TRADITION IN THE ACTIVITY

OF ASHUG SHAMSHIR

Summary: Among the 20^th century Azerbaijan ashugs Ashug Shamshir’s activity differs due to its connection to the tradition and modernity. Though Ashug Shamshir lived du­ring the Soviet period he hadn’t taken the great interest in the ideological influences, he preferred to immortalize and develop the ashug poem traditions in his activity and he was the decent man of these traditions in the 20^th centuries. Du­ring Soviet periods the propaganda of the atheism was very strong, but the master was closed to the tradition and he applied to the ideological works only oc­ca­si­onal­ly. His poetry was also rich with Sufism symbols and characters. In the article Sufism elements and sayings in ashug’s activity, characters connected with the Sufism tradition are analyzed on the base of examples.

Key words: Ashug Shamshir, tradition, Sufism, poem, soviet, symbol, element
Сабина Исаева

ОБРАЗЫ СВЯЗАННЫЕ С СУФИСТКОЙ ТРАДИЦИЕЙ В ТВОРЧЕСТВЕ АШЫГА ШЕМШИРА

Резюме: Среди азербайджанских ашыгов ХХ века творчество Ашыга Шемшира от­ли­ча­ет­ся современностью и связанностью с традициями. Хотя Ашыг Шем­шир жил в со­ветское время, он не подвергся идеологическому влия­нию, а пред­почел раз­вить и задействовать традиции ашыг­ского стиха в своем твор­чест­ве и был самым достойным продолжателем традиции ХХ века. Несмотря на сильную атеисткую пропаганду Советского периода, мастер слова все время был связан с традицией, и к идеологическим произведениям, созданным по требованиям того периода, обращался очень редко. Его богатая поэзия была обога­ще­на суфистскими символами и образами. В статье проана­лизированы образцы связанные элементами суфистской традиции.

Ключевые слова: Ашыг Шемшир, традиция, стих, суфизм, совет, символ, элемент



Şəhla HÜSEYNLİ

AMEA Folklor İnstitutu

Dissertant

[e-mail]

AŞIQ DASTANLARINDA FORMULLAR
Özət: Azərbaycan aşıqlarının söylədikləri dastanlarda formullar nəzərdən keçirilir. Dastanlarla əlaqədar formullarda iki istiqamətdə söhbət açmaq mümkündür. Birincisi, ümumiy­yətlə, dastanlarda formulların yeri və əhəmiyyəti, ikincisi, das­tanların fərqli qolunu təşkil edən aşıq dastanlarında formulların özünəməxsus cəhətlərinin aydınlaşdırılması. Məqalədə bu fərq­lər diqqət mərkəzinə çəkilir.

Açar sözlər: dastan, formul, istiqamət, aşıq, söyləyici, Azərbaycan, saz, cəhət
Nağıllar kimi dastanlar da epik növün iri janrıdır. Das­tanlarda da formulların özünəməxsus xüsusiyyətləri vardır. Bu isə bilavasitə dastanın iri janr olması və nağıl elementlərini dastan strukturunda iştirak etməsi ilə bağlıdır. “Kitabi Dədə Qorqud” dastanından tutmuş son illərdə də toplanan dastanlara qədər hamısında folklor formullarının iştirakına rast gəlmək mümkündür. Bu formullar dastan söyləyicisinin dinləyicini yormamaq üçün və bir süjetdən o biri süjetə keçid etmək üçün müraciət vasitələridir. Dastan təhkiyəsində başlanğıc formulları demək olar ki, iştirak etmir. Lakin ara-sıra nağıl formasında söylənən dastanlarda başlanğıc formullarına rast gəlirik. Ümumiyyətlə, dastan təhkiyəsində formulların iki növünə rast gəlirik. Nağıl əsasında yaranmış dastanlarda formullar, xalis dastan növlərindən formulların ifadəsi.

Deyirlər ki, formul yaradıcılığı nağıl təhkiyəsinin ruhunu və gözəlliyini ifadə edir. Bu fikir doğrudur. Həqiqətən formul­lar nağıl mətnin əsasını təşkil edir və onun janr tərəfini müəy­yənləş­dirir. Ancaq bu fikri dastanlar haqqında da deyə bilərik. Düzdür, nağıllardakı formul qəlibləri dastanlarda bir qədər zəifləyir. Amma yenə də təhkiyənin məğzini özündə təcəssüm etdirir. Bəs nədir bunun səbəbi? Niyə folklorun iki müstəqil epik forması formulları müraciətin intensivliyi, eləcə də onun semantikası və funksiyaları baxımından bu dərəcədə bir-biri ilə səsləşir? Axı, xalis nağıl fabulaları belə dastanlara çevriləndə nağıl poetikası ilə uyuşmayan yeni-yeni elementlər kəsb edir­lər. Başlanğıcdakı məşhur “biri var idi, biri yox idi”, formulunu ustadnamələr və “nəql edirlər ki, keçmiş zamanlarda Gəncə şəhərində Ziyad adında bir xan yaşayırmış” (2, 71), “Ustadlar belə nəql edirlər ki, qədimlərdə baş Xudafərin körpüsü ilə Araz-Kür qovşağı arasında Araz boyu yeddi yüz yetmş iki ev yaşayırdı (2, 204) tipli xeyli dərəcədə sərbəst deyimlər əvəz edir. Bütünlükdə nəql nəşr və saz havaları üstə ifa olunan şeir parçalarının ardıcıl sıralanmasından ibarət olur. Söz musiqi ilə qovuşur. Axırda hadisələr göydən düşən ənənəvi hadisələrlə yox, duvaqqapmalarla yekunlaşır.

Lakin biz aşıq dastanlarında işlənən formullara nəzər sal­maq istəyirik. Aşıq dastanları klassik sənətkarlarımız haqqında qoşulan dastanlardır. Həmin dastanlarda aşiqlik və aşıqlıq onlara vergi kimi verilir. Buna görə də onlar toxunulmaz sənət meydanında yenilməz olurlar. “Qurbani”, “Abbas və Gülgəz”, “Xəstə Qasım”, “Valeh və Zərnigar” və sair aşıq dastanlarında da başlanğıc formullarının özünəməxsus növünə rast gəlirik. Məsələn, dastanı söyləyərkən dastançı dastanı ustadnamə ilə başlayır. Yetkin dastanlarda üç ustadnamə ilə giriş verilir. An­caq onu da demək lazımdır ki, ustadnamələri bir-biri ilə əla­qələndirən ifadələri formul hesab etmək olar: “Ustadlar us­tadnamələri bir deməz, iki deyər, biz də deyək iki olsun” (2, 261); “Ustadlar ustadnaməni bir deməzlər, iki deyərlər, biz də deyək iki olsun, düşmənlərin gözü tökülsün” (2, 458).

Ustadnamələr özü isə nadir hallarda bilavasitə mətnlə bağlı olur. Məsələn, “Qurbani”dastanında bu bağlılığı qismən görmək mümkündür. Dastanda verilən birinci ustadnamələri qardaşı qardaşa möhtac eləmək fikiri elə bil ki, dinləyicini əsərin əvvəlindəki iki doğma qardaş arasındakı ədavətin nəqli­nə hazırlayır. Ancaq əksər dastanlarda ustadnamələr sadəcə ustad kəlamları kimi yad olunur. Söz incilərini yaddaşlarda yaşatmaq vasitəsinə çevrilir.

Məhəbbət dastanlarında formulları müəyyənləşdirərkən nağıl formullarından istifadə oluna bilir. Çünki məhəbbət das­tanlarının təhkiyəsi ilə nağıl təhkiyəsi arasında bir yaxınlıq var. Və bu yaxınlıq da formulları müəyyənləşdirməkdə və istifadə etməkdə söyləyiciyə kömək edir. Aşıq dastanlarında elə for­mullar işlənir ki, onlara nağıllarda rast gəlinir. Məsələn, “Qur­bani” dastanında “az getdi, üz getdi, dərə-təpə düz getdi” (1, 31), “Bərkitdi çarıqların dabanın, qırdı yerin damarını, gedib öz vaxtında naməni Zərnigara yetirdi” (2, 362), “Az getdilər, üz getdilər, gedib Təbrizə çıxdılar” (2, 265).

Aşıq dastanlarında da keçid formulları geniş yer alıb.

“Abbas getməkdə olsun, sizə kimdən xəbər verim, Xoca Mayılın siğə qardaşından” (2, 264).

“Batman Qılınc” Abbasla, adamlarla görüşüb-öpüşüb, çox­lu qoşunla səfərə çıxmaqda olsun, al xəbəri acıq eyləyib ge­dən Qara Vəzirdən (2, 276).

“Səhər tezdən yola düşüb, dəmir qapı Dərbəndə rəvan olmaqda olsun, al xəbəri Valehdən” (2, 358).

Məhəbbət dastanları içərisində də qəhrəmanı aşıq olan dastanları fərqləndirmək mümkündür. Əgər məhəbbət dastan­larında qəhrəmanın aşiqliyi, öz sevgisinə bağlılığı müxtəlif sınaqlardan çıxarılaraq təsbit olunursa, qəhrəmanı aşıq olan dastanlarda təhkiyə daha çox onun aşıqlıq məharəti üzərində qurulur. Belə əsərlərdə qəhrəmanlar ilk növbədə öz aşıqlıq məharətinə, haqq aşığı olduqlarına, ətrafdakıları inandırmağa çalışırlar. Məsələn, Aşıq Qurbanidə, Aşıq Abbas da sehirli haqq aşıqları kimi müxtəlif sınaqlardan çıxaraq öz məhəb­bətləri yolunda bütün maneələri dəf edirlər. Bu motiv aşıq dastanlarının təkrar olunan mühüm süjet şaxəsi kimi diqqəti cəlb edir. Hətta bu tipli dastanların özünəməxsus janr elemen­tinə çevrilir. Nəticədə haqq aşıqlığı bu tipli dastanların təhki­yəsində haqq aşıqlığı saz sənəti ilə bağlı formullar yaranır.

“Abbas sazın zilini zil elədi, bəmini bəm, götürdü görək nə dedi” (2, 272). “Pəri naəlac qalıb, on iki hörük saçlarından bir tel ayırıb, sinə saz elədi” (2, 281). “Valeh sazı köynəyindən çıxardıb, görək bunları nə cür sakit elədi” (2, 366).

Qəhrəmanı aşıq olan dastanlar qəhrəmanın qələbəsi ilə tamamlanırsa məhəbbət dastanlarında kədərli sonluqla bitən dastanlara da rast gəlirik. “Əsli Kərəm” dastanında final formulu nağıllardakı final formulunun əksidir. Nağıllarda qırx gün, qırx gecə toy edib cavanlar qovuşurlarsa, burada qırx gün, qırx gecə yas saxlanılır. Dastan təhkiyəsində nağıllarda gör­düyümüz dinləyiciyə arzular olsa da, nağılçının mükafatlan­dırılması və sairə kimi xüsusiyyətlər yoxdur. Dastan təhki­yəsində final formulu sadə şəkildə ifadə olunur. Bəzi məhəbbət dastanlarında isə sonluq toy ilə qurtardığından final formulu bu cümlələrlə ifadə olunur: “Ustadlar nəql eləyirlər ki, Valeh öz toyunu bu duvaqqapma ilə bağladı” (2, 379). Belə təhkiyə üsuluna “Abbas Gülgəz”, “Qurbani”, “Tahir və Zöhrə”, “Mə­həm­məd və Güləndam” və. s dastanlarda da rast gəlinir:

Ustad bir aşıq toyun axırında bu duvaqqapmanı oxudu (2, 306).

Karvan yola düşəndə, bir aşıq sazını döşünə basıb, Qur­baninin buradakı toyunu bu duvaqqapma ilə bağladı (2, 258).

Ustadnamələrdən fərqli olaraq duvaqqapmalar müəyyən dərəcədə əsərlə bağlı olur, ancaq onlarsız da hadisələr yekun­laşa bilir.
QAYNAQLAR

1. 
   Azərbaycan dastanları. I cild. Bakı, 2005.
   
2. 
   Azərbaycan məhəbbət dastanları. Bakı, 1979.
   

Shahla Huseyinli

FORMULAS IN ASHUG EPOSES

Summary: The formulas in the eposes told by Azer­baijan ashugs are looked through. It is possible to speak about eposes in two directions. First of all, generally, the place and the importance of the formulas, the second, the characteric peculiarities in ashug eposes which contains the different branches of the eposes. In the article these differences are studied.

Key words: epos, formulas, direction, ashug, teller, Azer­baijan, saz, point
Шахла Гусейнли

ФОРМУЛЫ В АШЫГСКИХ ДАСТАНАХ

Резюме: Предусматриваются формулы в дастанах рассказываемых азербайджанскими ашыгами. В формулах связанных с дастанами можно показать два направления. Первое, в общем, место и значение формул в дастане, вто­рое, выяснение различных ветвей образовавших своеоб­разные стороны формул в ашыгских дастанах. В статье втягиваются в центр эти различия.

Ключевые слова: дастан, формула, направление, ашыг, сказитель, Азербайджан, саз, сторона

Бакчиев ТАЛАНТААЛИ

Кыргызского Государственного Технического Университета им. И.Раззакова

доцент

[e-mail]
СКАЗИТЕЛЬ – ДУША И ДУХ НАРОДА
Аннотация: В данной статье говорится о природе сказителя эпоса «Манас» - манасчы. О возникновении ска­зительского дара, о становлении сказителя и его форми­ровании. Также в материале дается характеристика типам манасчы и исполнителям эпоса «Манас». Кроме того в статье описывается роль и место манасчы в современном кыргызском обществе.

Ключевые слова: манасчы, трансцендентность, ска­зитель, духи из мира Манаса, дар.
ТРАНСЦЕНДЕНТНЫЕ ФУНКЦИИ МАНАСЧЫ
Кто такой манасчы? В чём заключаются его тран­сцендентность? По каким основным критериям можно оп­ре­делить его функции?

1. 
   Сновидения манасчы, а затем импровизация ска­зания после сновидений. Именно после сновидений, где сказитель встречается с духами мира Манаса, начинает сказывать, а значит, прежде чем стать манасчы должен увидеть целый цикл снов;
   
2. 
   При исполнении сказания происходит процесс транса, в котором оказывается он сам и его слушатели, а значит, его исполнение является трансцендентным процессом;
   
3. 
   В его исполнении соединяются миф, история, актуальные события, философия и странствия в иные миры.
   

Манасчы сказывает перед публикой не на показ, не ради развлечения. И его выступление – это не самоцель, а лишь средство для достижения цели. Целью является внутреннее очищение себя и слушателей. Он не заучивает текст и не повторяет один и тот же эпизод дословно при каждом его исполнении. И не обязательно зрителю понимать текст, главное слушать. Текст будет понят только тогда, когда слушатель освободится от культа человеческого разума, и будет в изменённом состоянии его сознание.

Исследование сказительского искусства – манасчы в одно время было полузапретной темой. И одной из таких многих тем была и есть «трансцендентные функции» ма­насчы. Почему тема была запретной? Оказалось, что в ней слишком много мистического, магического, трансцен­дентного, антиидеологического для советской науки.

Трансцендентность манасчы заключается в том, что он:

1. воздействует на психику человека и вводит его в трансовое состояние;

2. воздействует на окружающую среду и погоду;

3. исцеляет человека от разного рода болезней;

4. предвидит будущее;

5. прекрасный снотолкователь;

6. путешествует в другие измерения и прос­тран­ства.

Кроме того, он выдающийся знаток духовной куль­ту­ры своего народа и других родственных народов. Вели­колепный виртуоз словесности, знаток человеческой пси­хологии, ловчих птиц, скакунов, небесных тел. Манасчы являются мостом между миром духов предков и миром живых, между высшим разумом (по санскриту - МАНАС) и людьми. Учитывая эти основные особенности личности манасчы, можно обнаружить близость их с шаманами. Ведь и шаманы по большому счёту являются носителями и в то же время хранителями народных знаний. Можно со всей уверенностью сказать, что шаман и сказитель два культур­ных типа, между которыми имеются глубинные связи. Сказитель при помощи исполнения текста эпоса и шаман при помощи исполнения ритуального текста вводит свою аудиторию в трансовое состояние, призывает духов предков и осуществляет чистку внутреннего состояния – духа человека. Также их связывает то, что они оба обре­тают свой статус и дар при участии духов. И именно духи избирают и направляют их на этот путь – сказителя и шамана.

ТИПЫ МАНАСЧЫ. Сказителем-манасчы человек не рождается, но он обычно рождается и становится им в семье сказителя. Его предки, отец или кто-либо из стар­ших братьев были сказителями. Таких примеров в истории кыргызов довольно много: династия Тыныбека, династия Тойчубека, династия Чоюке и т.д.

Процесс избрания будущего манасчы обычно начи­нается в детские, в подростковые и в юные годы. Это связано с завершением полного астрологического цикла (мучель) в 12-13 лет (первый мучель), 24-25 лет (второй мучель) и конечный срок избрания кандидата в манасчы на 36-37 году жизни (третий мучель).

На этом отрезке жизни человек осваивает чувствен­но-эмоциональный, эмоционально-психологический, ин­тел­лектуально-социальный опыт.

Процесс избрания манасчы обычно происходит имен­но в первые два этапа жизни (мучель), когда ещё он пол­ностью не сформировался как личность.

Признаком избрания являются сны и наитие (кырг. - аян). К снам кыргызы относятся очень серьезно и считают, что сны это часть их реальной жизни и понимаются как знаки, подаваемые духами. В наитии или во сне он видит Манаса и его приближенных. Часто к нему приходят духи прежних сказителей. В этом случае требуется толкование и подтверждение значения этих снов у опытных скази­телей. Сон будущего манасчы является основным знаком его избрания, и подавить его просто невозможно. Подоб­ные примеры обнаруживаются и у других народов Цен­тральной Азии и Сибири.

Сказители считаются избранниками духов. И имен­но избранные духами мира Манаса являются ис­тинными манасчы.

В качестве примера мы приводим процесс избрания духами мира “Манаса одного из гениальных манасчы прошлого столетия Саякбая Каралаева (его вариант счи­тается самым большим вариантом – 500 553 стихотворных строк), который рассказал свою историю об избрании известному кыргызскому кинорежиссеру Б.Шамшиеву вовремя съемок:

“Я родился в обычной бедняцкой семье, на берегу Иссык-Куля, в айиле Ак-Олен (ныне Иссык-Кульская об­ласть, Тонский район село Ак-Олен в 1894 году). Мать родила меня недоношенным, наступив босой ногой в горах во время сбора дикой смородины на змею. К 17 годам я ни о каком Манасе и не думал. Рос обычным айилским па­рень­ком, и если у меня были какие-то творческие способ­ности, то только на уровне сочинения примитивных айил­ских частушек. Однажды во время священного для му­сульман месяца Рамазан (орозо) я поехал в Кочкор, чтобы подзаработать там пением жарамазана (колядок). Успех превзошел все ожидания. Я заработал 19 царских рублей! Это большие деньги. Учтите, в то время на один царский рубль можно было купить целого барана! Возвращался домой через лес в урочище Орто-Токой. Сейчас на этом месте водохранилище. Ехать дальше, глядя на ночь, было бессмысленно, И я решил заночевать на опушке леса. Расседлав, привязал коня возле большого валуна. Ночью проснулся от чувства голода. Открыл глаза, смотрю и удивляюсь. Оказывается, в сумерках я не разглядел, что коня привязал не возле валуна, а рядом с прекрасной, белоснежной юртой, через щель входа которой наружу пробивался свет. Недолго думая, я подошел к этой юрте, заглянул вовнутрь. Там сидела, красивая женщина, и вся середина юрты была устлана достарханом со сказочно обильной и красивой едой, о какой я раньше и не мечтал. Женщина, приветливо улыбнувшись, жестом руки пригла­сила меня к достархану. Обрадовавшись, я переступил порог юрты, но, вспомнив о своих цыпках на босых ногах, в смущении остановился у входа. К тому времени я все еще ходил босиком, без всякой обуви. У меня даже сыро­мятных чокоев не было, так мы бедно жили.

Но женщина ободряюще улыбалась мне, и я, прео­долев робость, на коленках пополз к достархану. Только протянул руку, чтобы взять из руки жены Манаса – Ка­ныкей (о том, что это она, я потом догадался) большое кесе с кумысом, как вдруг раздался оглушительный гро­хот, поднялся ураганный ветер, и мне в страхе пришлось выскочить из юрты наружу. То, что я увидел снаружи, напугало меня до смерти. Передо мной гарцевали на конях великаны-всадники, головами упираясь в небо. Из ноздрей их чудо-скакунов временами вырывалось жаркое пламя, а у самого грозного батыра, возвышавшегося в центре, в глазах сверкали молнии. Это был непобедимый Манас. Но в тот момент я еще не знал, кто передо мною. И тут старик с седой бородой до пояса, сидевший на коне рядом с Манасом, вдруг закричал на меня: «На колени, сукин сын!». А я давно уже стоял на коленях, потому что земля ходила ходуном, и удержаться на ногах было невозможно. Но чтобы Бакай (а это был он, Багу – могучий Отец Вселенной – Ааламдын Атасы!) не подумал, что его не слушаются, я лег ничком на землю. Тогда седобородый старик сошел с коня, зачерпнул деревянной миской песок с земли и поднес к моему рту, мол, давай, ешь. Я зубы стис­нул, отвернулся, всем видом показывая, что не собираюсь ему подчиняться. Тут Отче наш – Кыргызский Ата, нах­мурился, взял мою голову, с силой повернул к себе и, глядя в глаза, сказал: «Ты должен проглотить то, что я тебе даю. Потом ты будешь прославлять Манаса. Открой рот, не бойся». Я разжал зубы, и Бакай высыпал содер­жимое миски мне в рот. Помню, как горячий песок обжег мне язык и небо, а горло сдавило спазмой. Честно приз­наюсь, хотелось с честью выдержать испытание, и я по­пробовал проглотить все сразу одим махом, но не полу­чилось. Песчнанный комок застрял у горла, не давая ды­шать. Из глаз слезы льются ручьем, смотрю на Отца Бакая, вижу, как он сердится, а с собой ничего не могу поделать. Тогда грозный старик стал древком камчи проталкивать песок мне в горло. В какой-то момент я решил, что мне пришел конец. Казалось, еще немного и мое горло разорвется на части, а кнутовище камчи проткнет мое тело насквозь! Мысленно примирившись со смертью, я, теряя сознание, сделал последнее усилие над собой и все-таки проглотил песок. И тут песчаная масса превратилась во что-то сладкое, обволакивая все мои внутренности приятным теплом. Позже, в 1918 г., когда я в составе добровольческого отряда армии М.В.Фрунзе попал в Бухару и впервые в жизни там попробовал мёд – асель, то сразу вспомнил «сладкий песок», проглоченный мною из щедрых рук Отца Бакая.

Когда очнулся, Бакай мне говорит: «Завтра на выез­де из Орто-Токоя ты встретишь человека с двумя ов­цами: белой и черной. Это твои жертвенные овцы. Не скупись, отдай хозяину овец все заработанные в Кочкоре деньги и отправляйся домой. Там этих двух овец зарежь для айилских стариков и попроси у них благословения во имя Служения духу великого и непобедимого Манаса. Затем учти, у тебя на полгода пропадет голос. Не бойся, впоследствии твой голос станет лучше: громким, звуч­ным и неутомимым».

Сказал и исчез. Утром просыпаюсь, оглядываюсь во­круг, думаю, что за чертощина мне приснилась – конь мой привязан у большого валуна, и нет никаких следов сказоч­ной юрты Манаса, как нет и следов от копыт коней всад­ников-великанов! Умывшись в ручье, отправился в даль­ней­ший путь. На выезде из Орто-Токоя, там, где сейчас створ плотины, на повороте дороги из-за скалы мне вдруг навстречу выходит человек, который гнал впе­реди себя двух овец. Причем одна была белая, а другая – черная. Я обомлел. Не знаю, что произошло со мной, но все деньги из бельбака (поясной платок) я вывалил хозяину овец на руки без всяких разговоров. Тот, конечно, сильно удивился и поспешно убежал, пряча мои деньги на ходу. Видимо, подумал, что я ненормальный. Дома, как мне на­казывал Отец Бакай, в тот же день я устроил угощение для на­ших айилских стариков. Дармовщинку все любят. И наши старики не были исключением. Они с удовольствием съели моих жертвенных барашков, потом, сытно икая, благос­ло­вили меня, хотя было видно, что не все поверили моему сбивчивому рассказу о явившемся мне Бакая с Манасом.

Наутро я лишился речи. Шевелю языком, а ничего сказать не могу. Мои домашние стали коситься на меня. Через неделю пришлось покинуть родной дом – на меня все в айиле стали показывать пальцем, а некоторые мальчишки бросать камни. Да и сам я стал чувствовать, что пос­тепенно схожу с ума. Ушел в горы, питался чем попало: корнями растений, иногда зайчатиной, если удавалось поймать в расставленные силки песчаных толаев. Так прошло шесть месяцев. Однажды утром просыпаюсь, как будто от шума проносящегося где-то горного селя. При этом меня всего трясет и так сильно, словно я при­падочный. Оказывается, у меня открылась речь, но ос­тановить поток бурных, рокочущих слов не могу. Слова льются из меня неудержимо: о чем пою – разобрать не могу. Понятны только отдельные слова о Манасе. Пе­репугался я, бросился домой. Там отец схватил камчу и со всей силы стал лупить меня по спине, пока я не остановился. Так я стал манасчы” (из диалога с Б.Шамшиевым).

Вот, как по поводу сказительского дара пишет из­вест­ный российский ученый Б.Путилов: «Дар эпического сказительства, да еще связанного с такими монументаль­ными памятниками, как «Манас», - это необъяснимая загадка. Никто не в силах объяснить, откуда этот дар, как входит он в человека, почему так мучает и так радует его, каким образом обнаруживается и властно требует реали­зации. Загадка остается, и для разгадки таинственного феномена сказительского дара требуется нечто иное. И это нечто ведет свое начало с незапамятных времен, питается мифом, поддерживается устойчивыми представлениями о власти «сверхъестественного», «сверхобычного», «потус­то­роннего», воспринимаемого, кстати сказать, во-вполне реальных изменениях» [6. с. 51].

Явившиеся к манасчы духи предлагают, просят, порою даже настаивают взять на себя «бремя сказителя» и исполнять эпос перед народом. При этом духи из мира Манаса угощают своего избранника каким-либо видом продукта: